фото: Лилия Шарловская
— Андрей Дмитриевич совсем немного не дожил до юбилея. Собираетесь ли вы все же его отмечать?
— Конечно. У нас работает Дом поэзии в Твери, и мне передано право на художественное руководство. Я буду продолжать то, что он делал. В Доме собираются молодые поэты, среди них есть воспитанные, взращенные им, которых уже издавали. Там проводят разные конкурсы, например «Золотой листок» — премию молодых поэтов, по итогам которой издается поэтический сборник с лучшими стихами юных дарований. Дом поэзии открылся и получил имя Андрея Дементьева 20 июля 2013 года, в этом году ему исполняется пять лет. Это пока единственный в России Дом поэзии. Мы в любом случае планировали праздновать пятилетие и непременно сделаем это. 19 и 20 июля пройдет Всероссийский слет победителей предыдущих конкурсов. 20-го же на Театральной площади, в центре города, состоится большой вечер-посвящение Андрею Дементьеву, прозвучат стихи и песни над Волгой.
— У вас уже есть планы относительно Дома поэзии?
— Я надеюсь на помощь местных властей, потому что от этого тоже очень многое зависит. В провинции большая проблема с кадрами, должны ведь работать люди квалифицированные, профессиональные. А проблема Твери в том, что она стоит между Петербургом и Москвой, и все стараются найти себе работу в столице, потому что там другие зарплаты и возможности. Дом поэзии — бюджетное учреждение, и его деятельность зависит от внимания власти. Пока я не могу пожаловаться. Все, что необходимо для Дома, делается. Губернатор Игорь Руденя с вниманием относится к Дому, просьбам, с которыми мы обращаемся. Надеюсь, что со временем удастся создать в Доме музей. У Андрея много рукописей, книг, вообще вся история ХХ века уместилась на страницах произведений, написанных многими известными писателями, авторами «Юности». Андрей говорил о том, что этот век был полон для него любви, романтики и дружбы. И это все тоже отразилось в книгах, стоящих у нас на полках.
— Он ждал музу, вдохновение, чтобы взяться за перо?
— Нет. Он никогда не делал вид, будто колдует над мыслью, поэтому его стихи такие легкие, запоминающиеся. Удивительная вещь: когда он выступал, я не могла находиться в зале — всегда волновалась, переживала, сидела за кулисами. Он читал наизусть и мог что-то забыть. А я всегда готова была по ритму подсказать. Все думали, что я его стихи наизусть учу, но это происходило само собой. Его нет, я начинаю вспоминать и сбиваюсь… Андрею было спокойно, когда он знал, что я рядом.
— Есть какое-то особенно яркое воспоминание об Андрее Дмитриевиче, которым вы можете поделиться?
— Яркой была наша работа на Ближнем Востоке, в Израиле. В 1994 году мы только поженились. Познания, корреспондентскую работу открывали заново, особенно после его работы главным редактором. Начался новый этап жизни как для него, так и для меня. Он писал:
«Нас с тобой венчал Иерусалим.
И пока ты рядом — жизнь неповторима.
Признаюсь в любви Иерусалиму,
Потому что здесь и я любим».
— Жизнь в Иерусалиме была началом вашей семейной жизни, и наверняка она была наполнена многими событиями, впечатлениями…
— Много всего было. Для меня большим событием был вечер в Карнеги-холл два года назад. Главный концертный зал мира. Многие поэты выступали, среди них — Вознесенский, Евтушенко. Это был первый такой вечер для Андрея, и мы очень волновались. Публика собралась восторженная, и это был апофеоз его поэтического взлета. Я радовалась вместе с ним. На Бродвее висели афиши об этом мероприятии в Карнеги-холле. Русские, русскоговорящие люди, жившие в Америке по 20–30 лет, говорили высокие, теплые слова о нем. А для Андрея всегда высокой наградой была оценка народа. У него есть даже такие строчки:
«У поэзии — всего одна лишь дата,
Та, что ей определит народ».
Честно вам скажу, он мечтал лишь об одной награде — быть народным поэтом. Нет такого звания в России, о чем не раз говорил Иосиф Кобзон. Не нужно, чтобы власть его присуждала. Достаточно, что говорят люди. Они пишут мне в социальных сетях. Это и есть признание.
— Вы были частью его жизни, а он частью вашей. Что у вас сейчас на душе?
— Очень тяжело все дается. Я не мистик, но верю, что Андрей мне помогает. Андрей Вознесенский называл его «божьим человеком». Вокруг Андрея всегда была светлая аура, удивительная солнечная энергетика. Все растворялись в его доброжелательности. Я сейчас собираю артистов, готовлю юбилейный вечер, но мне чего-то не хватает. И сценарист говорит, что не может никак начать, что-то не так. Потом мы поняли, в чем дело. Нет Андрея. Нет объединяющего человека. Это тяжело, но мы постараемся, чтобы вечер прошел достойно. Все его друзья — замечательные люди.
— Работа, сложный график… Должно быть, это хоть немного помогает справляться с грустью?
— С грустью ничего не сделаешь. Это уже навсегда. Но нужно работать. Мне помогают его дочери, и есть ощущение родни, семьи. Поедем на день рождения Андрея на кладбище, потом в Тверь. Близкие меня поддерживают. Спасибо «Московскому комсомольцу», который всегда нас поддерживал.
