фото: ru.wikipedia.org
Муратова родилась в Бессарабии 5 ноября 1934 года и была наполовину румынкой, жила когда-то с родителями в Бухаресте, где ее мама руководила культурой. А потом Кира отправилась в Москву, поступила во ВГИК, в мастерскую Сергея Герасимова. Распределилась на Одесскую киностудию и лишь чуть-чуть пожила в Ленинграде. Алексей Герман-старший шутил, что Одессу когда-нибудь переименуют в Муратовку.
На вопрос о том, что движет ею при поиске сюжетов, отвечала: «Ужас. А вдруг я ничего не придумаю, и будет скучно». — «Как вы находите деньги на картины?» — «Трудно очень. Нет смысла про это говорить. Отчаиваюсь». Она считала, что «без мании величия в режиссуре делать нечего», а «искусство — это золотые пилюли, необходимые нам, жаждущим все подсластить».
Ей принадлежит фраза «этой планете я ставлю ноль»...
Кинорежиссер Али Хамраев: «Кира говорила: я помочь тебе приехала, а не деньги зарабатывать!»
«Страшная весть: не стало Киры Муратовой. Перебираю фотографии. С кем я только не снимался! А вот с Кирой у меня нет ни одной фотографии... Мы виделись с Кирой на различных конференциях, семинарах, пленумах кинематографистов, она работала в Одессе, я в Ташкенте. Я преклонялся перед талантом этой удивительно скромной женщины, часто на разных пленумах, премьерах, семинарах, при визитах в Одессу говорил ей шутливо: привет, короткие встречи — долгие проводы!..
С Владимиром Высоцким. Кадр из фильма «Короткие встречи».
В 1978 году у меня были неприятности со сдачей фильма «Триптих» — стандартные обвинения в пессимизме, очернении советской жизни и так далее. Я умолил прилететь в Ташкент Киру. Какие это были удивительные дни и ночи в монтажных комнатах!.. Мы с неутомимой Кирой крутили, резали, кромсали километры целлулоида, среди ночи смотрели сложенную сцену, спорили, Кира злилась, потом хохотала, пила кофе и снова садилась за монтажный стол. И еще она написала для фильма прекрасные монологи о достоинстве женщины Востока.
Когда мы завершили монтаж «Триптиха», наш администратор подошел к гостье из Одессы с расходным ордером и деньгами:
— Кира Георгиевна, пожалуйста, получите и вот здесь распишитесь...
— Это что такое?.. Деньги?.. Уберите немедленно!..
— Кира, ты их заработала, — говорю я сквозь зубы, но твердо.
— Не возьму! — голос у нее сорвался. — Ты меня кормил пловом, возил по горам, показал Самарканд!.. Я помочь тебе приехала, а не деньги зарабатывать!
Я взял из рук администратора деньги, подошел к урне и сказал:
— Не возьмешь? Тогда я их порву и выброшу в мусор!
— Ты с ума сошел!..
Кира выхватила у меня пачку, и потом мы в гостинице весь вечер пили шампанское вместе с художником Женей Голубенко, верным спутником жизни Киры...
В последнее время говорили и писали, что Кире Муратовой много лет, что она не хочет больше снимать кино. Я не верил этому. И вот великая Кира Муратова, не сломленная яростной жизнью в кинематографе, была побеждена болезнью и ушла от нас. Как горько и печально!
У меня есть фотографии, на которых я снят с Куросавой и Феллини, с Антониони и Тарковским, с Параджановым и Германом… А вот с Кирой Муратовой у меня нет ни одной фотографии. Кира просто навсегда в моем сердце. Прощай, родная…»
Фото: Али Хамраев
Юрий Клименко: «Как нож входит в масло, так и мы познакомились»
С оператором Юрием Клименко Кира Муратова работала на картине «Познавая белый свет», и теперь в Сочи, на «Кинотавре», мы вспоминаем о том, какой же была эта уникальная женщина.
— Кира была постарше меня, а я был молодым оператором, приехал на Одесскую студию. Никаких сложностей в общении у нас не было. Как нож входит в масло, так и мы познакомились. Все было просто, как со всеми людьми. Мы жили рядом, в одном дворе. На одну работу ходили — на киностудию через дорогу. Обменивались впечатлениями о фильмах, о жизни. Время было другим, люди иначе друг к другу относились — человечнее, внимательнее. В последний раз мы виделись четыре года назад. Я в Одессе снимал картину и два раза заходил к ней в гости. Потом еще со Станиславом Говорухиным приезжал, когда он привозил снятую нами в Одессе картину. Кира пришла на просмотр и сказала, как она это умела: «Слава, ну что вы сентиментальничаете? Вырежьте вы эту молитву. Кому она нужна?». Была сцена, где девочка молилась перед смертью. Слава вырезал, хотя картина была уже готова. Он ее уважал. Кира гением была. Таких можно было насчитать пять–восемь по стране. Она последняя. Больше нет. И она это понимала. Иначе бы не боролась. А она всегда боролась. Судьба у нашей картины «Познавая белый свет» сложная. Материал поступал из лаборатории сначала к главному редактору, а потом только в группу. Кире без конца говорили, что так нельзя, надо что-то вырезать. Она сильная была.
Я не понимал, что она делает на площадке такого особенного. Но потом видел на экране нечто волшебное. Никаких жестов гения в процессе самой работы я не наблюдал. Я так и не знаю ее творческого метода, хотя стоял рядом, снимал ее актеров.
Не думаю, что Кира все странные высказывания в свой адрес принимала близко к сердцу. Она же закаленный боец была. У меня на глазах она всякого натерпелась на Одесской киностудии. Мы с ней собирались снимать картину «Княжна Мери». Кира написала чудесный сценарий. Актеры были хорошие. Мы поехали в экспедицию, и в первый съемочный день нас закрыли. Пришло письмо из Киева, из Министерства культуры: фильм закрыть, а расходы списать на убытки студии. Это было как запрет на профессию. Она ведь потом и библиотекарем работала, и проявщицей числилась. Директор студии чем мог, тем помогал. Но как режиссер она долго не могла работать. Потом уж удалось поехать на «Ленфильм», где мы и снимали «Познавая белый свет».
Сергей Члиянц: «В Одессе с ее уходом ничего столичного не осталось»
Пока мы разговаривали с кинорежиссером и продюсером Сергеем Члиянцем, который сделал как продюсер с Кирой Муратовой две картины — «Настройщик» и «Справка», он постоянно звонил ее мужу, художнику Евгению Голубенко. Телефон не отвечал.
— В 2004 году мы сделали картину «Настройщик». А до этого дружили. Я работал у нее ассистентом и был однажды ею спасен. Я делал свой режиссерский дебют, и мой фильм был закрыт худсоветом Одесской киностудии с формулировкой «творческая неудача». Кира матом не ругалась никогда, но могла сказать так, что все было понятно, и она в свойственной ей манере произнесла: «Кто вы такие? Почему взяли на себя право кого-то закрывать?». И мне дали закончить картину. Это было время кооперативного кино, и я с ней советовался, какой взять материал, что делать. Она, как ни странно, выслушивала суждения некоторых из нас по поводу своих картин. Нам казалось странным, что она снимает непрофессиональных артистов. Я ей сказал: «Они же у вас врут». — «Да нет, — ответила она. — Это вы, Сергей, врете». С тех пор у нас появилась шутка. На любые мои слова она отвечала: «Опять врете». В последний раз я был у нее в гостях осенью прошлого года. Она попросила: «Расскажите что-нибудь». Я решил рассказать про море и услышал: «Опять врете». Она же не шутила, хотя могла. Я ей рассказывал про свой замысел фильма о войне в Донбассе. Она меня не поддержала, сказала, что мне придется выбрать чью-то сторону, а этого делать сейчас не следует. Должно пройти время.
До «Настройщика» Кира дважды просила помочь ей закончить картины, которые начинала с другими российскими продюсерами, но все время заканчивались деньги. Когда она задумала снимать «Настройщика», то позвонила и сказала, что это будет необычный для нее фильм — короткий, всего 90 минут, и коммерческий. А когда Кира его собрала, оказалось, что он больше четырех часов. Она мне говорила: «Я же вам не Буслов и не Велединский. Вы мне хотите помочь?». В главной роли она хотела снимать Олега Меньшикова. Но в какой-то день принесла портрет Георгия Делиева, с которым я в архитектурном учился, и сказала, что будет героем он. Опять я стал говорить, что непрофессиональных актеров надо снимать аккуратно. А она ответила: «Бросьте вы ваши штучки». Так Кира и вытаскивала людей — непонятно почему. Она искала жизненность, не соответствие, а суть. Несколько раз я как ассистент по актерам пытался ей кого-то предложить из интересных людей, и никогда не мог угадать. Кира знала про способ существования актеров что-то свое и не ведала сомнений. Она не колебалась, когда их выбирала.
Трудно описать ее. Жаль, что так все случилось. Как одессит в седьмом поколении, скажу вам, что как в Африке нет снега, так и в Одессе нет медицины. Я знаю, что квалифицированной помощи Кира там не получила. Наверное, можно было куда-то выехать, но это была бы не Муратова.
Когда мы встречались в последний раз, я спросил, что она собирается делать. «Есть птицы нелетающие, а я режиссер неснимающий. Вы же не дадите мне возможности снимать два часа в день? А больше мне уже тяжело», — ответила она. Я называл ее Кирой. Это было допустимо для тех, кто был с ней с давних времен. Да и на площадке так было проще. Не орать же на площадке: «Кира Георгиевна!».
За годы ее пребывания в профессиональном небытии у нее выработалось несколько пристроек в отношении людей. Она не делила их на враждебных или дружественных. Просто менялась ее интонация. Некоторые ее поэтому и побаивались. Иногда казалось, что получишь в глаз. Как-то я пришел к ней с чаем, печеньем, мармеладом. А она говорит: «Я приготовила фасоль. Вы что, не будете есть мою фасоль?». И я понял, что лучше согласиться. А готовить она умела. Задавать ей вопросы не было принято. Ответы бывали жесткими, подразумевавшими слова: «Ты что, идиот?» Только она так не говорила, достаточно было: «Что?». Она из той породы, для которой кино как воздух, и если не делать его, то становится плохо жить. Я студентов учу делить режиссеров на породы собак. Есть декоративные, а есть бойцовые, охотничьи. Надо четко понимать, с каким режиссером вы столкнулись и насколько это опасно. Кира из редкой породы людей, для которых снимать значит жить. Она из породы собак больших и сильных. Такие редко бывают бойцовыми, но Кира совмещала несовместимое. В Одессе с ее уходом ничего столичного не осталось.
