Мамаюшко

— Кaк жe тaк выxoдит, чтo ваш брат тaки нe пoнимaeтe, чтo этo тaкoe?! — пoдсуeтился дoвeрeнный тeмник, нa xoду пeрeвoдя и xвaтaя xaнa пoд лoкoтoк. — Этo вoт жe ж oнo и eсть… Куликoвoe пoлe. Тaки дa, нe извoльтe сумлeвaться.

— Кaкoe eщe курзaй-мурзaй пoлe?! — Мaмaй тoжe пeрeшeл нa модное русское идо. — Мы об нежели с Митькой московским рядились?! А тута не то чтоб две несметным тьмам — полку вплотную! Что это ради полянка?! Дон игде, Непрядва игде?

С гущи войска вытеснили заранее ордынского казначея и числом совместительству министра иностранных дел. Оный наспех вытер рукавом сальные цедилка и забормотал, отводя взор и ковыряя кочку мыском сапога:

— Вот тебе на, Дон. Дон ото слова «дно». У града Москова течет Бузан, а кто-то тую реку Москвой також кличет, сие уж как назови… И тута… Вона реченька-то… Хошь Бузан, хошь Непрядва. Оно, все конечно — да, хотя и — на гумне — ни снопа. Аренда поля битвы вы не знаете, кайфовый что встает?! С годами под Москвой держи Кулишках Куликовскую битву оно, который спорит, да, сподручней. А и тут считай рука об руку, от Москвы на) все про все неделя пути…

— Тьфу, собакин сыночка! — Мамай топнул ногой. — Наш брат тут за Москву с Димитрием трепыхать(ся) станем али безлюдный (=малолюдный) за Москву? Пути у него, вот, отсюда неделя, непутящий…

— Я ж изъясняю, Дон — через слова «дно».

— Кердык-мурдык! Наоборот за свое?! Определеннее изъясняй!

Казначей-эмир-аль-омра бухнулся на колени:

— Отнюдь не вели казнить! Я ж так и толкую: все поместья, леса, все лужки сверху Москове скупил настоящий… Батур… нет, Батый. А драка она что: повально истопчем, всё искровеним, изгадим. Заново же, если сто тысяч войска несомненно прям на Москове по части нужде восхотят… Покороче, там за аренду Батур на порядок просит. А здесь — по дешевке и сердито. Летописцы вслед за (тем подправят. Да и правитель Димитрий уж тута на тех а условиях, удобно. Далеко не гляди, хан, чисто поле маловато — ты да я как-нибудь боком, бочком… Если алебардами безграмотный шибко махать — вместимся. Летописцы следом…

— Да слыхал сделано про летописцев! Договорились, чего с вами поделаешь… — Мамай напыжился и прокричал к черту на рога в зеленя:

— Готов, чо ли сиречь, недостойный смерд?

— А твоя милость готов, поганый? — громко отозвался князь Митроха прямо из-из-за ближнего куста, напужав ордынский выдающийся полк. Мамай воздел руку с мечом.

— Уррагх! Уррагх! — заорали татаро-монголы.

— По (по грибы) Арбат, за Неглинку, из-за Димитрия! — отозвались русские.

Рати, рокоча доспехами и шурша кольчугами, шелохнулись. Однако тут на савах промеж войск выскочили простоволосые девки в стыдобных медвежьих шкурах и, подскакивая, принялись брызгать тама и сюда коричневой водицей с кувшинов:

— Чудесный елей от ран, не менее у нас, здесь и в тот же миг: кто вечером ляжет с раной, оный к утру уже сиречь новый, а не оборванный!

— Без этого запрещено, по договору аренды — рекламная окно, — шепнул хану лист.

— Чинарет-визарет, сие теперь надолго! Бесчестье один! — уныло определил Мамай, опускаясь в траву. Дьявол цыкнул щербатым зубом, махнул ладонью, чтоб принесли утолить жажду и, коротая паузу, себе под нос запел любимую татаро-монгольскую песню: «Вся монгола тобою горда — дорогая моя Непрядва, Золотая моя Ватага!»

Евгений Обухов

 

В рифму

Боюсь, точно попаду впросак,

Забыв, нежели славен Гей-Люссак.

Володяша Тепляков

 

ПАМЯТИ Гомик-ЛЮССАКА

Не всякий знает из писак,

Нежели так прославлен Гомик-Люссак.

Чтоб маловыгодный забыть, я день вслед днем

Читаю аминь, что есть о нем.

Тогда это он открыл циан,

Чего льют порой врагам в микрофон.

Да и фамилией своей

Некто до сих пор смешит людей.

Енюха Минин

 

Ведущий рубрики Джангули Гвилава, e-mail: satira@mk.ru