Что общего у Антона Макаренко и Януша Корчака
Они не были знакомы, хотя слышали и читали друг о друге. Одного в 1988-м в честь 100-летия со дня рождения ЮНЕСКО объявила Человеком года и причислила к четырем великим, определившим педагогику XX века. Второй просто писал книжки для детей, работал в приютах и интернатах, а когда пришел страшный миг, вместе с малышами вошел в газовую камеру, чтобы не оставлять их одних перед лицом смерти: Сегодня, накануне Всемирного дня учителей 5 октября, наши герои — Антон Семенович Макаренко и Януш Корчак.
Но начнем с фотоаппарата. Перед нами легендарный «ФЭД», пленка, формат кад-ра 24×36 мм, с дальномером и видоискателем, почти калька с немецкой «лейки». У кого-то, возможно, он до сих пор хранится в семейной коллекции.
В начале 1934 года выпуск этого высокотехнологичного аппарата, впервые в стране, начали под Харьковом, в: детской Коммуне имени Ф.Э. Дзержинского. Не «на коленке», а на специально построенном предприятии с современным оборудованием. Деньги на его строительство, как и на появившийся годом раньше (и тоже первый в СССР) завод электроинструментов, где делали «сверлилки», аналог американской дрели, заработали сами коммунары. К тому времени их было уже почти 500 человек. День их был поделен между школой (4-5 часов) и производством (4 часа). Старшие занимались еще и на рабфаке, который здесь же открыл Харьковский машиностроительный завод. Практически с момента создания коммуну возглавлял А. С. Макаренко, который перешел сюда в 1928-м из Колонии имени Горького...
Странным он был человеком. Казалось бы, что еще надо: непыльная работка в обычной школе в Крюкове (ныне район Кременчуга, Полтавская область Украины), размеренная жизнь. И вдруг бросает все и в 1920 году становится директором колонии для несовершеннолетних, которые в те годы во множестве создавались по всей стране. Но у Макаренко все устроено не так, как у других. Никакой охраны, заборов, карцера. Самое суровое наказание — бойкот, да и тот применялся очень редко.
Когда под конвоем доставляли очередного беспризорника, Антон Семенович говорил: «Я не буду читать твое личное дело, потому что не хочу знать о тебе ничего плохого». Этот принцип он позже назовет «авансирование хорошего в человеке». Первым воспитанникам было негде жить — все вместе строили бараки, нечего есть — создавали натуральное хозяйство. Постепенно складывался коллектив, первые «колонисты» становились его ядром, «закваской», вокруг них группировались новички (еще одна аксиома Макаренко: нет плохих детей, есть дурная среда). В колонии появляются разновозрастные команды, самоуправление, совет командиров, общее собрание — те демократические основы, которые никак не вписывались в каноны большевистской педагогики, создаваемые Н.К. Крупской. Почему-то больше всего ее задело, что у ребят вместо вечернего занятия политграмотой — драмкружок. «В общем, хорошо хоть ноги унес, не сел в тюрьму», — позже напишет Макаренко в своей «Педагогической поэме» (1937). Помог Горький, незадолго перед тем побывавший в колонии (на фото он рядом с Макаренко).
«Всякая, даже небольшая, радость, стоящая перед коллективом впереди, делает его более крепким, дружным, бодрым», — втолковывал Макаренко свой принцип «авансирования завтрашней радости». — Мы решаем: едем 500 человек по Волге на Кавказ. Для этого нужно 200 тысяч рублей. Постановили: в течение месяца работаем полчаса лишних и в результате получаем эти деньги. Я видел, насколько важна для ребят эта летняя перспектива: Это придавало дополнительный смысл и учебе, и работе, делало ребят счастливей».
Эту главную для себя задачу — сделать детей счастливыми — Макаренко снова и снова решал по-своему. В 1935-м ему пришлось оставить и это свое детище — Коммуну имени Дзержинского...
Сейчас на Западе, если спросить про русских педагогов, навскидку назовут лишь Льва Толстого (!) и Антона Макаренко. Толстого — за его педагогику ненасилия, а Макаренко — за педагогику отношений. И неслучайно в Японии, например, работа многих фирм строится по лекалам Макаренко. Возвращается его система и к нам — в виде зарубежных методик «мозгового штурма», «умения работать в команде», «повышения мотивации сотрудника». Радость как средство воспитания -это не только про детей...
Ну а теперь о Януше Корчаке (кстати, Корчак — литературный псевдоним, настоящее имя — Генрик Гольдшмидт).
Это праздничный выпуск детской газеты Maly Przeglad («Малое обозрение»), в октябре 1933 года исполнилось 7 лет со дня выхода ее первого номера. Януш Корчак был ее редактором. Делали ее тоже дети (нашу «Пионерскую правду», основанную в 1925-м, редактировали вполне себе взрослые тети и дяди: редактором был Николай Бухарин, а в редколлегии Надежда Крупская и Мария Ульянова).
А бывшие воспитанники Дома сирот для еврейских детей, организованного Яном Корчаком в 1911-м, и «Нашего дома» (интернат для детей-поляков), существовавшего в 1919—1936 годах, вспоминают о системе детского самоуправления, включавшей парламент и суд, созданной под началом Яна. Вот что было записано в тамошнем «Кодексе товарищеского суда»: «Если кто-нибудь совершил проступок, лучше его простить. Если он сделал это потому, что не знал, теперь уже знает» (в это время, напомню, в некоторых странах подростков судили и расстреливали как взрослых). Принципы Корчака — например, право ребенка на свободу от унижений и на уважение — стали основой для первой в мире Декларации прав ребенка, принятой в Женеве в 1924 году.
Польский педагог хорошо знал русский и с большим вниманием следил за работой коллеги Макаренко. А после выхода «Педагогической поэмы» написал ему восторженный отзыв. Но это письмо, как и соболезнование, посланное жене Антона Семеновича в апреле 1939 года после его скоропостижной смерти (разрыв сердца), до адресатов не дошли ...
Ну а дальше 1940-й, варшавское гетто. 5 августа 1942 года детям приказали собрать вещи, встать в колонну и идти к поезду, отвозящему людей в концлагерь Треблинка. Воспитателям и директору велели остаться в гетто, но Януш Корчак взял на руки маленького мальчика и встал во главе колонны. Старый доктор рассказывал ребятам смешные истории, стараясь сберечь последние мгновения их короткого детства. Никто из детей не плакал. Во время посадки в поезд немецкий офицер узнал Корчака: «Это вы написали «Банкротство маленького Джека»? Отличная книжка, вы можете остаться». — «А дети?» — «Дети поедут». — «Нет, что вы, главные здесь — дети, куда я без них...» Учитель улыбнулся и вошел в вагон.
Этот монумент, что находится в Иерусалиме на площади Януша Корчака, — один из множества, установленных по всему миру в память об учителе, который до последнего старался спасти детей — спасти хотя бы от страха, если не удалось — от смерти...
